Неточные совпадения
Еще прежние туда-сюда; тогда у них были — ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) —
великий немецкий поэт, автор пьес «Коварство и любовь», «Разбойники» и др.] что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение имени Вольфганга Гёте (1749–1832) —
великого немецкого поэта и
философа; друг Шиллера.
В душе русских
философов живет уважение к
великому прошлому философии; все они защищают права метафизики в эпоху философского безвременья.
Афанасий
Великий не обладал философским умом Оригена; он был не
философ, а простой человек, почти младенец по сравнению с Оригеном.
Tout se lie, tout s'enchaine dans ce monde, [Все переплетено, все связано в этом мире (франц.)] сказал один знаменитый
философ, и сказал
великую истину.
Великий европейский
философ,
великий ученый, изобретатель, труженик, мученик — все эти труждающиеся и обремененные для нашего русского
великого гения решительно вроде поваров у него на кухне.
В чем собственно состоял гегелизм, Зинаида Ираклиевна весьма смутно ведала; но, тем не менее, в обществе, которое до того времени делилось на масонов и волтерианцев, начали потолковывать и о философии Гегеля [Гегель Георг-Вильгельм-Фридрих (1770—1831) —
великий немецкий
философ.], слух о чем достигнул и до Егора Егорыча с самых первых дней приезда его в Москву.
«Что оставила нам Греция? Книги, мраморы. Оттого ли она
велика, что побеждала, или оттого, что произвела? Не нападения персов помешали грекам впасть в самый грубый материализм. Не нападения же варваров на Рим спасли и возродили его! Что, Наполеон I продолжал разве
великое умственное движение, начатое
философами конца прошлого века?
Сего не довольно: славнейшие иностранные Авторы и
Философы, подобно благодетельным Гениям, ежедневно украшали разум Ее новыми драгоценностями мыслей; в их творениях [Родительница Екатерины, знав любовь Ее ко чтению книг, в завещании своем отказала Ей свою библиотеку сими словами: «Любезной моей Государыне Дщери Екатерине Алексеевне отдаю всю мою библиотеку, как здешнюю, так и Доренбургскую, собранную мною нарочно для Ее Высочества; ибо я знаю Ее
великую охоту ко чтению.
— А ну, пан Хома! теперь и нам пора идти к покойнице, — сказал седой козак, обратившись к
философу, и все четверо, в том числе Спирид и Дорош, отправились в церковь, стегая кнутами собак, которых на улице было
великое множество и которые со злости грызли их палки.
Прежде
великие европейские
философы нарочно изучали еврейский язык, чтобы читать библию и талмуд по-еврейски.
Конечно, Байрон был хром, и это не помешало ему быть
великим поэтом, точно так, как, напр., слабость зрения не помешала многим другим быть
великими учёными,
философами и пр.
Я не
философ — боже сохрани! —
И не мечтатель. За полетом пташки
Я не гонюсь, хотя в былые дни
Не вовсе чужд был глупой сей замашки.
Ну, муза, — ну, скорее, — разверни
Запачканный листок свой подорожный!..
Не завирайся, — тут зоил безбожный…
Куда теперь нам ехать из Кремля?
Ворот ведь много,
велика земля!
Куда? — «На Пресню погоняй, извозчик!» —
«Старуха, прочь!.. Сворачивай, разносчик...
Романтиков с
великой силою привлекал к себе Восток. Историк немецкой литературы Гетнер [Гетнер Генрих (1821–1882) — немецкий историк литературы, искусствовед и философ-фейербахианец.] объясняет это так: „Романтик хочет старого, потому что готовые, вполне законченные и чувственно осязаемые образы и формы отжившего прошлого кажутся ему более приятными и поэтичными, чем создающееся новое, которое не может представить для беспомощной фантазии осязательных и крепких точек опоры“.
Я не говорю о присутствующих, но все женщины, от мала до
велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей, суетны, мелочны, безжалостны, логика возмутительная, а что касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу), то, извините за откровенность, воробей любому
философу в юбке может дать десять очков вперед!
Трилецкий (на крыльце). Вон он сидит, наш
великий мудрец и
философ! Сидит настороже и с нетерпением ожидает добычи: кому бы нотацию прочесть на сон грядущий?
«Всякая
великая философия, — говорит Ницше, — представляла до сих пор самопризнание ее творца и род невольных, бессознательных мемуаров… сознательное мышление даже у
философа в большей своей части ведется и направляется на определенные пути его инстинктами. И позади всякой логики и кажущейся самопроизвольности ее движения стоят оценки, точнее говоря, физиологические требования сохранения определенного рода жизни».
Это «Сам», этот
великий разум человека, — вот тот основной раствор, из которого кристаллизуются оценки человеком мира и жизни, мысли человеческие и суждения. Поэтому ценны и интересны не столько человеческие мысли сами по себе, сколько та душевная стихия, которая их произвела. И даже у
философов. Изучая
философов, нужно смотреть «на их пальцы и между строк».
В
великой своей убогости и нищете стоит перед Ницше наличный человек, лишенный всякого чувства жизни, всякой цельности, с устремлениями, противоречащими инстинктам, — воплощенная «биологическая фальшивость» и «физиологическое самопротиворечие». «Общее отклонение человечества от своих коренных инстинктов, — говорит Ницше, — общий декаданс в деле установления ценностей есть вопрос par excellence, основная загадка, которую задает
философу животное-«человек»
— О, я вам нимало не льстил! Вы не только имеете «философскую складку», но вы совсем
великий практический
философ.
О цветущая юность! С невольной слезою во взоре я вспоминаю твои роскошные сны, твои дерзновенные мечты и порывы, твое буйное кипение сил, но не желал бы я твоего возвращения, о цветущая юность! Только с сединою волос приходит ясная мудрость и та
великая способность к бескорыстному созерцанию, какая всех старцев делает
философами и часто даже мудрецами.
Там они могут найти у этого
великого христианского
философа готовые ответы на укоризны, делаемые ими мне за моих «тенденциозно вымышленных героев».